Нахожусь под большим впечатлением от вашего вчерашнего спектакля «Портрет Дориана Грея».
Утром я присутствовал на пленарном заседании Всемирного русского народного собора, а вечером пришел к вам . В соборе я столкнулся с тем, что не ожидал – с театром. Это касается, прежде всего, выступлений глав думских фракций (один «общественный оберег» депутата Яровой - сказано о союзе Думы и Церкви – чего только стоит).
У вас меня тоже ждало потрясение – в театре я услышал проповедь. Да такую, что любые современные церковные златоусты могут позавидовать!
Я вообще шел на спектакль с некоторым предубеждением: что нового можно сказать по поводу этой достаточно хрестоматийной истории? Но был мой последний вечер в Москве, да и надо было чем-то отблагодарить любимую тетку, обитающую на Юго-Западе и многие годы окружающую меня, орловского провинциала, гостеприимством.
В начале спектакля я был готов к тому, чтобы уйти из зала: оправдывались мои самые худшие ожидания: чрезмерно громкая музыка, фарсовые ужимки внутренне зажатых артистов: вытаращенные глаза, прыганья, дерганья , вихляния, призванные (как мне казалось) компенсировать бесталанность и творческое банкротство. К тому же неубедительная игра Михаила Грищенко, компенсирующего отсутствие игры интонаций криком. Ансамбль никак не складывался. Хотелось громко закричать в тон кричащим на сцене артистам: «Не верю!».
Но затем, к середине первого акта что-то происходит. Прекрасная игра Алины Дмитриевой в сцене из «Фауста» становится той чистой нотой, благодаря которой вдруг, достаточно неожиданно для меня, спектакль начинает оживать. Балаган сменяется искусством. Разрозненная труппа становится целостным ансамблем, действующим как единый организм.
Дальше больше. Весь второй акт – как одно легкое дыханье и полет. То, что в начале спектакля производило впечатление скрежета железа по стеклу, начинает звучать гармонией сфер. Выравнивается пластика, мимика, на сцене царит дух вдохновенного творчества. Михаил Геращенко из кричащего истукана превращается в живого, страдающего человека (о, этот Олег Леушев, как же он искусно играет на струнах душ зрителей!).
И вот что потрясающе. Казалось бы столь радикальный отход от пафоса и идеи Оскара Уайльда, отказ от двусмысленной эстетской игры смыслов, присутствующей в оригинале, столь радикальный крен в сторону христианства должны были бы привести к полному убиению искусства. Но нет:! «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить.»… Откровенно почти плакатное обличение гедонизма не приводит к замене искусства публицистикой. Страстная, развораивающая душу игра актеров доводит протест до такого градуса, что идеология утрачивает сухую бесплотность, становится самой реальностью - экзистенцией, мощно воздействующей на зал.
Конечно, моменты условности и подмигивания в сторону читателя (зрителя), характерные для Оскара Уайльда, возникают в финале. И это дает возможность, при желании, относить спектакль по ведомству легитимного для всех критиков постмодернизма с его «как бы», кавычками, изображаемыми указательным и безымянным пальцами на обеих руках.
Ну что ж, режиссеру тоже нужна защита. Акулье племя рецензентов кого угодно заставит себя опасаться.
И это не отменяет главного: замечательной христианской проповеди, сказанной во весь голос!!!
Участник XX Всемирного русского народного собора, профессор Орловского государственного университета Борис Геннадьевич Бобылев.
2 ноября 2016 года.